Алиса, Елена и Мэли, впрочем, сдерживаются, кусая губы и глазами останавливая сестер. Бен рассыпается в благодарностях передо мною, но зато другие: длинный Джорж хохочет громко, скаля свои желтые зубы, а Молли, та просто невменяема.
О, как я ненавижу их! Нельзя же издеваться над человеком, который ошибся по рассеянности. Я с детства говорю по-французски и если обмолвилась ненароком — моя ли в том вина?
— У вас проходят языки в институте? — спрашивает Молли, в то время как глаза ее все еще смеются.
— Обязательно! — отвечаю я, поймав в ее голосе язвительную нотку. И, мгновенно вспыхивая от злости, добавляю: — Мы должны все уметь говорить по-французски и немецки, так как приходится постоянно сталкиваться с иностранцами. Я, например, никогда не рискну поселиться в Англии, так как не знаю ни слова по-английски.
Ага! Получай! Ты покраснела? И великолепно! Поняла, значит, что стыдно жить с детства в России, зная только два слова: «извозчик» и "мужик".
Теперь очередь Молли краснеть.
Но смеялась не одна она, смеялись и другие. Мне хотелось и их наказать. Что, если испортить им сегодняшний пикник "на лоне природы"? Отравить страхом этот праздничный завтрак весело настроенных людей? И вот я делаю мрачное лицо, хмурю брови и с угрюмым видом обращаюсь ко всей компании:
— Как вы не боитесь идти в лес, когда из казарм Наумского убежали новые ссыльные и рыщут в предместье.
— Что?!
У всех барышень лица вытягиваются. Джорж Манкольд выпучивает на меня глаза с таким видом, точно из ссыльной казармы бежала я, а не партия беспаспортных бродяг. Огромная бутыль с молоком прыгает у него в руках, как живая.
— Ссыльные сбежали? — спрашивает он испуганно.
— Да! Да! — с восторгом подхватываю я. — Сбежали от Наумского, бродят по лесу, на кого-то уже набрасывались и кого-то ограбили нынче утром. Вот Левка говорил, расспросите его.
Теперь Левка важно выступает из-за дерева и, переглянувшись со мною, начинает роскошную импровизацию о дебоширствах ссыльных.
Лица барышень бледнеют. Явная тревога и страх отпечатываются на них. Джорж Манкольд хмурит брови, и взгляд его озабоченно перебегает из стороны в сторону.
Один Бен спокоен и, как и прежде, занят своим самоваром.
Вдруг Джорж говорит с улыбкой:
— Это все выдумки. Русская барышня трусит напрасно. Мне, по крайней мере, никакие ссыльные не страшны. И если будет нападение, я, как истый джентльмен, буду защищать вас до последней капли крови.
Последнюю фразу он цедит по-английски и величественно ударяет себя в грудь.
Но я отлично поняла слова: «выдумка» и «трусит», относившиеся ко мне. И татарская кровь моих предков бурно заклокотала в моих жилах.
Я выдумщица?! Я трусиха?! Ну погоди же! Увидим, какой ты джентльмен!
Взволнованная, я стою на краю дороги, прижимая малютку Нину к себе. Левка подле меня; глаза его смеются. Мы научились с одного взгляда понимать друг друга, и он, как в открытой книге, читает в моей голове.
Мимо нас снова тянется великолепное шествие: Джорж с бутылью, семь барышень с провизией и толстенький Бен с самоваром.
Проходя мимо меня, все они величественно кивают мне головами. Бен смеется и шепчет лукаво, поравнявшись со мною:
— Как жаль, что вы не с нами. Было бы во сто раз веселее. Честное слово!
— Хорошо! Вы еще услышите обо мне! — успеваю я ответить ему чуть слышно.
— Ну, Левка, за мной!
Ниночку мы передали с рук на руки Эльзе.
Маленький револьвер-бульдог, заряженный холостыми зарядами, в моем кармане, однако из него трудно бить ворону. Это подарок Большого Джона. Левка, с игрушечным монтекристо моего старшего братишки в руках, пробирается кустами в самую чащу, где уже делают костер и откуда несется веселая трескотня на английском языке. То-то будет потеха!
План действий давно созрел в моей голове. Напугать надменных англичанок, выставить «джентльмена» Джоржа в самом непривлекательном свете — новый замысел Лиды Воронской.
Мы пробираемся сквозь кусты, беззвучно смеемся, и оба преисполнены задора.
— Стоп! Мы у цели. Стоп!
Я командую шепотом и останавливаюсь. Левка берет ружье на прицел: дулом на воздух.
— Ну, штука! — говорит он шепотом, захлебываясь от восторга. — Ах, чтоб тебя, придумаешь!
И тот же восторг отражается в его черных глазах.
Перед нами поляна. Посреди пылает костер. Вокруг костра, важно рассевшись на пестрых пледах, все семь барышень и два молодых человека с аппетитом уничтожают тартинки, изредка перебрасываясь короткими английскими фразами. Джорж Манкольд важно оделяет всех молоком из огромной бутыли.
— А ну-ка, Левка, свистни. Пора! — шепчу я моему спутнику, загораясь необузданной жаждой шаловливой проделки.
Левка знает уже, что должна означать моя фраза.
У ссыльных есть свой особый посвист, которого так боятся мирные горожане Ш. За этим посвистом следует обыкновенно какая-нибудь проделка. И, разумеется, такой посвист должен произвести потрясающее впечатление здесь, в лесу.
Все участники пикника веселы и беспечны. Молли кокетливо улыбается и кушает тартинки, едва раскрывая рот, как бы для того, чтобы убедить всех, как он у нее мал и изящен. Алиса гордо поводит глазами и что-то оживленно говорит о "мисс Лиде", то есть обо мне. Все остальные англичаночки пожимают плечиками.
Все это по моему адресу, я отлично понимаю. Ага! Так-то! Отлично!
— Мисс Лида, — говорит Джорж и прибавляет что-то очень остроумное, должно быть, по моему адресу, и взрыв смеха оглашает поляну.